Читаем без скачивания Проникающий в сны - Джейн Ли

Проникающий в сны

Джейн Ли

Хочу сказать спасибо:

Ольге – единственной, кому было не всё равно;

Ае и Татьяне – моим первым читателям;

Динаре – за то, что была рядом;

Ивану – за помощь с финалом.

А еще мои благодарности:

бета-ридеру Арье Рэй за ценные замечания

и издательской системе Ридеро – за возможность публикации.

Дизайнер обложки Татьяна Калинкина

© Джейн Ли, 2017

© Татьяна Калинкина, дизайн обложки, 2017

ISBN 978-5-4474-4966-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

I. Виктор.

Сон или жизнь

Должно быть, я единственный человек на свете, для которого звонок будильника – звук приятный и желанный. Глас реальности. Зов жизни. Однажды он не прозвучал – батарейки «сели». И я проспал почти трое суток, очнувшись лишь от удара по щеке. Я открыл глаза и увидел над собой взволнованное лицо Джеффри, моего крёстного:

– Извини. Я звал тебя и тряс – не помогало. Так что, пришлось…

– Который час? – я сонно огляделся: за окном было сумрачно.

– Уже семь. Семь часов вечера.

– Вечера?! – я сел в кровати.

– Я звонил тебе несколько раз. Но ты не отвечал, – Джеффри обеспокоенно смотрел на меня.

– Странно, я не слышал звонка.

– Ничего странного: твой телефон лежит внизу, в мастерской. Так что, ты не зря отдал мне запасные ключи, – крестный осторожно присел рядом.

– Да уж, – я рассеянно моргал, пытаясь сбросить остатки сна.

– Как ты? – Джеффри пытался прочесть ответ на моем лице. И, похоже, увиденное его не радовало.

– В порядке. Дай мне пару минут.

Голова кружилась. Во рту пересохло. И другие естественные потребности тоже напомнили о себе.

– Прости, Джеффри, я сейчас.

Но встав с кровати и сделав шаг, я пошатнулся – ноги едва держали.

Джеффри закинул мою руку себе на плечи и, придерживая меня, сказал:

– Пойдём. Я помогу.

Доковыляв так до туалета, я буркнул:

– Дальше я сам, – и уединился за дверью. А когда вышел – Джеффри ждал со стаканом воды:

– Держи.

Я почти залпом осушил стакан – и почувствовал себя лучше.

– Или ты болен, или… – его карие глаза внимательно смотрели на меня.

– Или что?

– Когда ты последний раз ел и пил?

– Вечером накануне. Я устал и лёг спать почти сразу после того, как ты ушёл.

– Я ушёл? Это было во вторник, – Джеффри потрясенно развел руками.

– Да. А сегодня…

– Вечер пятницы!

Я рассеянно заморгал:

– Не может быть.

– Но это так. Пойдём, я приготовлю тебе что-нибудь поесть, – Джеффри чуть улыбнулся и положил руку мне на плечо. В его голосе было столько мягкой заботы, что я почувствовал себя признательным и виноватым. И улыбнулся в ответ:

– Спасибо. Только умоюсь сначала.

– А ноги как, держат?

Я сделал шаг-другой по направлению к ванной:

– Вполне.

Крёстный кивнул и отправился на кухню.

Я плеснул в лицо воды. Вот как, значит – проспал три дня и не заметил. А если бы Джеффри не разбудил меня? Конечно, это маловероятно – или он, или Оливер обязательно бы устроили розыски, куда я пропал. Но всё же? Я так и спал бы – пока не умер от истощения?

Я ненавидел сны и при этом не хотел просыпаться. Во снах я был царь и бог. Я мог сотворить себе любой мир; вернуть тех, кто ушел. Создавать иллюзии. Но они разбивались, едва я просыпался и возвращался в реальность. Всё такой же одинокий и беспомощный. Я мог найти любовь во сне, быть счастливым. Но единственная возможность продлить это счастье – не просыпаться. Спать вечно. Что значило умереть. Но умереть счастливым.

Была и другая причина. Стоило мне расслабиться и перестать контролировать видения – в мой мир вторгались сны других людей. Все их нелепые или кошмарные образы. Я не хотел видеть чужие кошмары – мне хватало своих. И я смотрел эти сны словно зритель, не желая вмешиваться. Но когда кошмары видят дети… Я не мог оставить их один на один с ужасом и болью. Утешал и успокаивал, как мог. И создавал для них маленькое чудо. Хотя бы во сне.

Взрослые должны сами справляться со своими кошмарами. Хотя и в таких случаях я редко оставался равнодушным. И потому ненавидел сны. Я считал этот проклятый дар причиной гибели нашей семьи.

И всё же, умирать мне не хотелось – хотя бы потому, что я знал: двух близких мне людей это бы очень расстроило. Один из них ждал меня на кухне и, судя по запаху, жарил тосты с сыром. Я машинально взглянул в зеркало: оттуда встревоженными тёмными глазами на меня смотрел кто-то лохматый и бледный. Наверное, это я. Утёршись полотенцем и пригладив волосы рукой, я вышел из ванной.

– Выглядишь уже лучше, – Джеффри, полуобернувшись от плиты, улыбнулся мне и помахал лопаточкой, – Делаю тебе омлет с гренками и сыром, если ты не против.

– Совсем не против, – я улыбнулся в ответ, – но не знал, что ты умеешь готовить.

Непривычно было видеть крёстного, джентльмена и аристократа, в фартуке и со сковородкой в руках – хотя держал он её вполне уверенно.

Джеффри рассмеялся:

– Не особо умею, на самом деле. Но надеюсь, что получится съедобно.

Я хмыкнул:

– Готов съесть в любом случае – просто умираю от голода.

– Кстати… о голоде… и прочем, – Джеффри положил омлет на тарелку и поставил передо мной, – Ты не собирался просыпаться? – он смотрел на меня чуть исподлобья, снова пытаясь читать по моему лицу.

– Конечно, собирался! – хотя я не был в этом так уверен, – Наверное, что-то случилось с будильником.

Крёстный молча смотрел на меня.

– Джеффри… я… у меня и в мыслях нет умирать. Да и спать вечно тоже – я ненавижу сны! Я их ненавижу, – закусив губу, я уставился на тарелку с едой, пытаясь успокоиться.

Я ненавидел сны за то, что обречён скитаться по ним. Но просыпаться не всегда хотел: иногда жизнь казалась мне еще более кошмарным сном.

Почувствовав руку Джеффри на своём плече, я поднял глаза.

– Прости. Я беспокоюсь за тебя, ты знаешь, – крестный смотрел на меня так… как отец смотрел когда-то. Когда просил быть осторожным.

– Я знаю. И обещаю проверять будильник прежде чем ложиться спать. Я даже два буду ставить – если хочешь.

Джеффри улыбнулся:

– Я могу звонить тебе и будить.

– Если тебе делать больше нечего…

– Так мне было бы спокойней.

– Я буду рад. Я всегда рад слышать тебя, – и это было правдой.

– Надо же. Я ещё не надоел? – Джеффри рассмеялся.

Я фыркнул:

– И не надоешь.

– Надеюсь, – Джеффри мягко улыбнулся. Но во взгляде его всё еще сквозило беспокойство и сомнение. И потому я со всей убедительностью сказал:

– Всё хорошо, Джеффри. Всё просто отлично.

Он хотел ещё что-то сказать, но промолчал. Сел рядом за стол и, кивнув в сторону тарелки, произнёс:

– Лучше съешь, пока инеем не покрылось. Поговорить и потом можно.

Я кивнул и принялся за еду. Было на удивление вкусно. Я смотрел на Джеффри: на его идеально уложенные каштановые волосы, на его костюм – простой, добротный, но сшитый на заказ, на его артистически выразительные руки. И думал: как часто ему приходилось готовить самому и зачем бы ему это делать – ведь есть личный повар. Казалось, я неплохо знаю крёстного. Но так ли это на самом деле? Правда, мне было известно то, что Джеффри скрывал ото всех. Я узнал случайно и во сне, и от того чувствовал себя виновным – словно подсматривал. Да так оно и было. И я не признался Джеффри – ведь тогда… неловко стало бы не только мне.

Лишь когда я справился с омлетом, крёстный заговорил снова:

– Мне не нравится, что ты живёшь совсем один. Я понимаю – ты уже давно взрослый и мужчине нужна независимость; понимаю, что ты не хочешь больше жить в монастыре у Оливера, но… как насчет Ланкастер Холла?

– Я не хочу тебя стеснять, – хотя на самом деле мне не хотелось быть настолько под присмотром, пусть даже таким неназойливым, как присутствие крестного.

– Меня стеснять? – Джеффри поднял бровь, – Ты, и правда, думаешь, что можешь стеснить меня в моём особняке? Даже если бы ты женился и заимел кучу детей – и тогда хватило бы места всем!

И, вздохнув, добавил:

– Я был бы только рад, Виктор. Правда. Ты ушёл из монастыря, но всё равно живёшь как монах – сидишь целыми днями среди книг, клея, красок и прочего!

– Но я – переплётчик, реставратор. Это моё ремесло. И оно мне нравится, – я пожал плечами, – В любом случае, ничего другого я не умею.

– Я не об этом. Думаю, ты знаешь, – Джеффри взглянул на меня с укором.

Да, я знал. Мне было уютно в моём мирке среди книг. Они не лгут, не лицемерят, не убивают. И никогда не бросят. А ещё они не видят снов. Люди были лишены всех этих достоинств.